Жизненный опыт — всего лишь топливо для писателя. Чем больше страданий и разочарований — тем лучше писатель.
А мне опять заказ написали)
Имя не уточнила, поэтому Аврора, тут Ольга.
читать дальше[Примечание: в данной работе у главной героини есть конкретное имя — Ольга Николаевна Воронская.]
Очередное утро в пасмурном Петербурге началось с кипы дел, которые упали на голову Якову Петровичу оттуда, откуда он не ожидал.
В период последних месяцев перерывы в работе стали все больше, и в какой-то мере Гуро отвык от привычного ритма и привычных занятий.
Недавеча как пару дней назад поступила новость об очередном деле, а через несколько часов было принято решено отправить Якова и его коллег на место происшествия. На подготовку давалось порядка трех дней.
Сейчас же, когда Гуро застегнул последнюю пуговицу на темно-синем жилете и одернул рукава белой рубашки, ему доложили, что через пару часов прибудет экипаж.
За свою долгую карьеру следователя у него собралось достаточное состояние, поэтому сейчас дом, как и сам мужчина, отличался роскошью и красотой.
Последний раз посмотрев в зеркало и проведя рукой по зализанным волосам, Яков Петрович отправился на первый этаж, в столовую.
Перед самыми дверьми ему представились две женщины. Одна, светловолосая, одета была в дорогое белое платье с кружевами, вторая — в платье из более простой материи.
— Ольга Николаевна, доброе утро, — Яков остановился в некотором отдалении от них и приветственно кивнул.
Вторая девушка, которая, как вы поняли, была служанкой, при виде своего работодателя сделала глубокий реверанс.
— Яков Петрович, — слабый реверанс последовал и от богато одетой девушки.
Через несколько секунд служанка была отпущена, Гуро подал второй особе руку, и вместе они проследовали в столовую.
Он, как истинный джентльмен, отодвинул стул, подождал, пока его спутница сядет, и только потом занял свое место во главе стола.
Завтракать они начали молча, мало что можно было обсуждать, поскольку последнии недели они провели вместе. В первые месяцы брака Яков Петрович все ещё отлучался на частую работу, а вот жене запрещал. У нее, по его мнению, была новая жизнь.
Подобные мысли отнесли его на полгода назад, и он не заметил, как провалился в воспоминания.
"— Яков Петрович, она балерина, в самом деле? — в голосе его коллеги ясно слышались насмешка и удивление, хотя первого было значительно больше.
— Это совершенно правда, Фёдор Иванович. Обрученная со мною женщина и моя будущая жена — Балерина, — в тоне Гуро не было злости, недовольства. Он совершенно не был удивлен подобной реакции.
— Надо ли вам, высокопоставленному следователю, кровному дворянину, так пятнать свою честь, связывая судьбу с девушкой из низшего сословия?
— Я же не виноват в том, что искусство в нашей стране так не ценится. И не дело других — в мою жизнь лезть, это их не касается.
***
— Оленька, прошу тебя, сделай хоть это, — мужчина целовал ладони девушки, пускай на подобную нежность не всегда был способен.
Они стояли за кулисами сцены, где некоторое время назад закончилась очередная репетиция, и Яков Петрович застал небольшую её часть в ожидании Невесты.
Лицезрея несколько минут назад то, как рождается новый спектакль, он невольно вспоминал, сколь часто приходил сюда. Чаще всего — чтобы поговорить или решить проблемы, потому что ему многое пришлось перенести, чтобы добиться счастливой жизни.
— Как я смогу бросить сцену? — Балерина поднялась на носочки, ибо до сих пор на ней были надеты пуанты, высвободила одну руку и лёгким движением провела ею по щеке следователя
— Тебя отпустят. Ты выходишь замуж, а значит, в твоей жизни появляются новые обязательства. Не может быть у высокопоставленного человека такой жены, пойми ты.
— Яков! — воскликнула Воронская. — Раз я не могу быть твоею женой, почему же именно я? Есть множество прекрасных дворянок, которые жаждали бы твоего внимания.
— Не я приказываю чувствам, не я их контролирую. Лишь изредка. Поэтому прошу тебя об одном. Через несколько лет ты вернёшься на сцену, если захочешь.
Девушка стыдливо опустила взгляд и кивнула. Она была готова согласиться, потому что сильно любила.
— Возможно, я и не вернусь на сцену. Я семью хочу, тем более... Боже, какая я счастливая! — она не успела договорить, как попала в крепкие мужские объятия, и закончила улыбкой.
— Все, что хочешь, у тебя будет, много раз уже это говорил..."
— Вы, я слышала, уезжаете, Яков Петрович? — спросила девушка, поднимая взгляд от тарелки.
— Вы правильно слышали, Оленька. Я действительно уезжаю, в отдаленную деревню, на дело, и не знаю, надолго ли.
Завтрак вскоре был кончен, приборы — убраны и унесены.
Оба поднялись со своих стульев, Яков подал девушке руку. Они успели сделать полукруг по комнате, и он первым остановился, за талию притягивая Ольгу к себе.
— Я буду скучать по вам, Яков Петрович, — девушка подняла кристально-чистые глаза к его лицу, устремив взор в его тёмные глубокие глаза.
— Не тратьте на грусть свои прелестные мысли, лишь ждите меня. Ходите на балы, вас многие будут рады видеть.
— Не смогу веселиться без вас...
— Яков Петрович! — перед входом в комнату, запыхавшись, появился Пашка, как его называли... в общем-то все.
Он был одним из рабочих, пропадал постоянно на конюшне и являлся родственником какого-то там главного, на что Яков в свое время обратил внимание и в связи с чем позволил ему работать у себя.
— Ваш экипаж подан-с, и Фёдор Иванович ждёт на дворе-с.
Гуро нетерпеливо махнул юноше, и тот, быстро поклонившись, убежал.
— Будь осторожен, Яков, — тёплый женский голос отвлек следователя, и он вновь перевёл взгляд на девушку, сжимая её руку, которая лежала на его груди, после чего неопределенно кивнул, хотя прекрасно понимал, что первое, чего не может обещать ей, так это собственную безопасность. Но спокойствие жены было для него смыслом лгать.
Он опустил голову и коснулся губ девушки, невесомым почти что поцелуем.
— Пишите мне.
— Не забывайте обо мне... — она осталась стоять на месте и смотрела в его глаза, говоря эту фразу.
Гуро покинул комнату, надевая пальто и беря трость. Когда он вышел из дома, в лицо сразу же ударил холодный ветер, но оно и неудивительно для Петербурга и этого времени года.
Крытый экипаж стоял посреди двора, запряженный двумя лошадьми, рывшими копытами землю. Рядом стоял извозчик, разговаривавший с конюшенным, но, стоило Гуро спуститься по лестнице, они поклонились и замолчали. Он дал им пару указаний и, открыв дверь, сел в карету.
— Доброго утра, Фёдор Иванович, —кивнул Гуро, пожимая руку сидящему напротив коллеге и прислоняя трость к стене экипажа.
— И вам, Яков Петрович, — кивнул в ответ мужчина, поднимая другой рукой папку с какими-то листами и документами. — Материалы дела из канцелярии передали, извольте ознакомиться.
Поездка прошла в разговорах, вариантах развития расследования и составлении плана насчёт обхода подозреваемых и прочего.
К хутору, что был в горах на юге Империи, они подъехали через несколько дней, в поздних сумерках, но, как и было обещано, их встретили староста и одна из пострадавших.
Среди покосившихся деревянных домиков больше всего выделялось жилище первого. Это был мужчина кавказской внешности, с чёрными закрученными усами, разодетый в алую одежду да с кинжалом на поясе.
Он постоянно спрашивал что-то у следователей, и то один, то другой отвечали.
Потерпевшая шла рядом, но всю дорогу молчала. Ею была женщина с длинной косой и румяными щеками, облаченная в цветастое платье и с руками настоящей трудяги. Она внушала добро и сострадание.
Двухэтажный дом с несколькими пристройками вырос перед ними. В окнах виднелись шторы, а вокруг был разбит небольшой сад.
— Дорого, однако, выглядит, — тихо проговорил Фёдор, наклоняясь в сторону коллеги.
— В Петербурге все дома такие, вспомни. А тут... Куда лучше деревянные домики, отдохнуть хотя бы от столичного изящества можно. Или ты от него не устал?
— Не знаю даже, мне как-то все равно.
— Точно, ты же у нас влюблённый поэт, —холодно усмехнулся Гуро. — Без своей Агафьи тебе все р`авно, "Хоть в ссылку отправляйте, но с любимою моей не разлучайте", — процитировал он строчки из произведения самого Фёдора.
Тот лишь усмехнулся, неопределенно кивнул и замолчал.
Особняк встретил их роскошью, разительно отличавшейся от петербуржского стиля. Тут все было по-кавказски и со вкусом, и это уже радовало.
— Мы вас слушаем, — спокойно сказал Яков, садясь в кресло в гостиной. Фёдор занял кресло рядом, а хозяин и пострадавшая — места напротив.
***
Минуло две недели. За это время работа над делом успевала чередоваться с отдыхом от городской жизни. Тут, в горах, среди простых людей, дышалось как-то легче.
Столичные гости вставали рано, и в дом, который им предоставили на период пребывания в горах, возвращались поздно.
Дело сдвинулось с мёртвой точки, и, когда казалось, что разгадка на следующем шаге, открывались новые моменты и ходы.
— Путает нас, Шельма проклятая... — в очередной раз рычал Фёдор, когда они отходили от нового дома, где несколько минут назад оплакивали хозяев.
— Кого ещё Шельмой называть, —холодно усмехнулся Гуро. — Странно все это, не нравится мне.
— Да уж согласен. Авось за пару месяцев управимся. Да и я уже сомневаюсь в этом.
Они остановились у одного из "природных окон". Хутор стоял между гор, и неподалеку располагалось место, где скалы расходились, открывая вид на красивый край, где до горизонта простирались леса и реки.
— Красиво все-таки, — заметил Гуро, остановившись и оперевшись на трость.
***
За следующую неделю вновь мало что изменилось.
Раннее туманное утро ознаменовалось слякотью ночного дождя и двумя письмами, которые были первым посланием из столицы за минувшие дни.
— Что это? — спросил Яков Петрович, остановившись рядом с коллегой, который только закончил беседовать с кем-то из жителей.
— Письма. Эти вам, — ответил тот, протягивая два конверта.
Гуро приподнял бровь, но промолчал. Он взял письма в руки, осмотрел конверты. Первый, с подписью достопочтенного друга их семьи и по совместительству врача, привлёк его внимание, поэтому он раскрыл его. Внутри лежал листок, согнутый пополам. На нем косым почерком, который на удивление был понятен, был написан небольшой текст.
"Здравствуйте, уважаемый Яков Петрович,
Беспокоит вас Дмитрий Львович.
Недавеча как пару дней назад Ольга Николаевна послала за мной, ей нездоровилось.
Вы уехали несколько недель назад и, скорее всего, не знаете ситуации, хотя, возможно, я ошибаюсь и сама Ольга Николаевна уже написала вам. Но я считаю своим долгом сообщить об этом.
Никаких отклонений в здоровье вашей жены я не выявил, но она находится в положении на раннем сроке, около двух месяцев.
Я буду приглядывать за ней до вашего возвращения.
До встречи, Яков Петрович"
Гуро поднял глаза, но взгляд его ни на чем не останавливался, будто бы вокруг была пустота. Удивление вскоре пересилила радость, и он даже слабо усмехнулся.
— Что это с тобой? — поинтересовался Фёдор.
— Новости хорошие, — отмахнулся Гуро, начав распаковывать второй конверт.
Это было письмо от жены, и он позволил себе улыбнуться тому, как удачно сначала открыл конверт от доктора, и только потом взял письмо из дома.
"Здравствуйте, любовь моя. Я волнуюсь о вас, но надеюсь, что вы находитесь в добром здравии. Как обстоят дела с расследованием? Вас нет всего несколько недель, но для меня время это стало вечностью. В поместье пустынно без вас, и дни мои проходят за разговорами с Пелагеей, она прекрасная собеседница.
Недавно заезжала Княгиня Долли, мы обсудили с ней последнии новости, и она очень хотела бы видеть нас с вами на её ежегодном балу. Он состоится через полмесяца.
Для вас есть ещё одна новость, но я не смогу описать её в письме. Я жду вас, Яков Петрович.
Ваша преданная Ольга"
Он спрятал письма во внутренний карман пальто, и не хватило бы слов описать его эмоции — простые выражения, такие, как "радость" или "удивление", не обозначили бы и малой части того, что он испытывал.
***
Дело закрыли на следующей неделе, и оказалось, что в горном предместье действительно творилась какая-то чертовщина, но следователи, которые предпочти быть более адекватными, списали все на другие факторы и завершили работу. Оба хотели вернуться обратно, в Петербург, и им обоим было к кому возвращаться.
Поэтому они быстро распрощались с жителями, которые бесконечно были им благодарны.
Выехать решили ранним вечером, чтобы раньше назначенного быть в столице, да и, признаться, в дороге можно было выспаться и воспринимать грядущую суету на свежую голову, тем более им предстояло представлять пред канцелярией отчет, и именно об этом мужчины проговорили до поздней ночи.
Петербург встретил их экипаж сильным туманом и холодным воздухом. Оба следователя уже не спали и разговаривали, изредка смотря в окошки.
— Увидимся сегодня на обсуждении дела, — кивнул Федор Иванович, выходя на улицу и пожимая коллеге руку. Тот в ответ неопределенно кивнул.
Через четверть часа экипаж наконец-то остановился на дворе его особняка, и, отдав пару приказов слугам, которые радостно встретили его, Гуро отправился домой.
В прихожей он скинул плащ, оставил трость и двинулся по коридору к гостиной.
— Яков Петрович! — его окликнул женский голос, и он обернулся к лестнице.
Там стояла она, его Оленька, одетая в кремовое платье с высоким воротником, пышной юбкой и длинными рукавами, волосы ее были собраны в пучок, и, смотря на эту женщину, Яков не узнавал в ней мечтательную девочку, которая блистала на сцене еще недавно. О нет, теперь перед ним была благородная женщина, прима, но не сцены, а дворянского общества. Неужели так она изменилась за тот месяц, что его не было?
— Ольга Николаевна, — он быстрым шагом направился к ней. Она спустилась с лестницы и сразу же попала в его объятия.
Он поднял ее за талию и пару раз покружил в воздухе, затем вновь поставил на пол и обнял.
— Яков Петрович, я... — начала было девушка, однако...
— Я все знаю, Оленька. Я уже обо всем знаю, — он не дал ей договорить. — И, угадывая твой следующий вопрос, сразу отвечу, что лично я не считаю, что это помешает твоим планам.
— Через неделю бал у Долли... — слабо улыбнулась девушка.
— И мы на него идем. Пора и вам, дорогая моя, выходить в свет.
Имя не уточнила, поэтому Аврора, тут Ольга.
читать дальше[Примечание: в данной работе у главной героини есть конкретное имя — Ольга Николаевна Воронская.]
Очередное утро в пасмурном Петербурге началось с кипы дел, которые упали на голову Якову Петровичу оттуда, откуда он не ожидал.
В период последних месяцев перерывы в работе стали все больше, и в какой-то мере Гуро отвык от привычного ритма и привычных занятий.
Недавеча как пару дней назад поступила новость об очередном деле, а через несколько часов было принято решено отправить Якова и его коллег на место происшествия. На подготовку давалось порядка трех дней.
Сейчас же, когда Гуро застегнул последнюю пуговицу на темно-синем жилете и одернул рукава белой рубашки, ему доложили, что через пару часов прибудет экипаж.
За свою долгую карьеру следователя у него собралось достаточное состояние, поэтому сейчас дом, как и сам мужчина, отличался роскошью и красотой.
Последний раз посмотрев в зеркало и проведя рукой по зализанным волосам, Яков Петрович отправился на первый этаж, в столовую.
Перед самыми дверьми ему представились две женщины. Одна, светловолосая, одета была в дорогое белое платье с кружевами, вторая — в платье из более простой материи.
— Ольга Николаевна, доброе утро, — Яков остановился в некотором отдалении от них и приветственно кивнул.
Вторая девушка, которая, как вы поняли, была служанкой, при виде своего работодателя сделала глубокий реверанс.
— Яков Петрович, — слабый реверанс последовал и от богато одетой девушки.
Через несколько секунд служанка была отпущена, Гуро подал второй особе руку, и вместе они проследовали в столовую.
Он, как истинный джентльмен, отодвинул стул, подождал, пока его спутница сядет, и только потом занял свое место во главе стола.
Завтракать они начали молча, мало что можно было обсуждать, поскольку последнии недели они провели вместе. В первые месяцы брака Яков Петрович все ещё отлучался на частую работу, а вот жене запрещал. У нее, по его мнению, была новая жизнь.
Подобные мысли отнесли его на полгода назад, и он не заметил, как провалился в воспоминания.
"— Яков Петрович, она балерина, в самом деле? — в голосе его коллеги ясно слышались насмешка и удивление, хотя первого было значительно больше.
— Это совершенно правда, Фёдор Иванович. Обрученная со мною женщина и моя будущая жена — Балерина, — в тоне Гуро не было злости, недовольства. Он совершенно не был удивлен подобной реакции.
— Надо ли вам, высокопоставленному следователю, кровному дворянину, так пятнать свою честь, связывая судьбу с девушкой из низшего сословия?
— Я же не виноват в том, что искусство в нашей стране так не ценится. И не дело других — в мою жизнь лезть, это их не касается.
***
— Оленька, прошу тебя, сделай хоть это, — мужчина целовал ладони девушки, пускай на подобную нежность не всегда был способен.
Они стояли за кулисами сцены, где некоторое время назад закончилась очередная репетиция, и Яков Петрович застал небольшую её часть в ожидании Невесты.
Лицезрея несколько минут назад то, как рождается новый спектакль, он невольно вспоминал, сколь часто приходил сюда. Чаще всего — чтобы поговорить или решить проблемы, потому что ему многое пришлось перенести, чтобы добиться счастливой жизни.
— Как я смогу бросить сцену? — Балерина поднялась на носочки, ибо до сих пор на ней были надеты пуанты, высвободила одну руку и лёгким движением провела ею по щеке следователя
— Тебя отпустят. Ты выходишь замуж, а значит, в твоей жизни появляются новые обязательства. Не может быть у высокопоставленного человека такой жены, пойми ты.
— Яков! — воскликнула Воронская. — Раз я не могу быть твоею женой, почему же именно я? Есть множество прекрасных дворянок, которые жаждали бы твоего внимания.
— Не я приказываю чувствам, не я их контролирую. Лишь изредка. Поэтому прошу тебя об одном. Через несколько лет ты вернёшься на сцену, если захочешь.
Девушка стыдливо опустила взгляд и кивнула. Она была готова согласиться, потому что сильно любила.
— Возможно, я и не вернусь на сцену. Я семью хочу, тем более... Боже, какая я счастливая! — она не успела договорить, как попала в крепкие мужские объятия, и закончила улыбкой.
— Все, что хочешь, у тебя будет, много раз уже это говорил..."
— Вы, я слышала, уезжаете, Яков Петрович? — спросила девушка, поднимая взгляд от тарелки.
— Вы правильно слышали, Оленька. Я действительно уезжаю, в отдаленную деревню, на дело, и не знаю, надолго ли.
Завтрак вскоре был кончен, приборы — убраны и унесены.
Оба поднялись со своих стульев, Яков подал девушке руку. Они успели сделать полукруг по комнате, и он первым остановился, за талию притягивая Ольгу к себе.
— Я буду скучать по вам, Яков Петрович, — девушка подняла кристально-чистые глаза к его лицу, устремив взор в его тёмные глубокие глаза.
— Не тратьте на грусть свои прелестные мысли, лишь ждите меня. Ходите на балы, вас многие будут рады видеть.
— Не смогу веселиться без вас...
— Яков Петрович! — перед входом в комнату, запыхавшись, появился Пашка, как его называли... в общем-то все.
Он был одним из рабочих, пропадал постоянно на конюшне и являлся родственником какого-то там главного, на что Яков в свое время обратил внимание и в связи с чем позволил ему работать у себя.
— Ваш экипаж подан-с, и Фёдор Иванович ждёт на дворе-с.
Гуро нетерпеливо махнул юноше, и тот, быстро поклонившись, убежал.
— Будь осторожен, Яков, — тёплый женский голос отвлек следователя, и он вновь перевёл взгляд на девушку, сжимая её руку, которая лежала на его груди, после чего неопределенно кивнул, хотя прекрасно понимал, что первое, чего не может обещать ей, так это собственную безопасность. Но спокойствие жены было для него смыслом лгать.
Он опустил голову и коснулся губ девушки, невесомым почти что поцелуем.
— Пишите мне.
— Не забывайте обо мне... — она осталась стоять на месте и смотрела в его глаза, говоря эту фразу.
Гуро покинул комнату, надевая пальто и беря трость. Когда он вышел из дома, в лицо сразу же ударил холодный ветер, но оно и неудивительно для Петербурга и этого времени года.
Крытый экипаж стоял посреди двора, запряженный двумя лошадьми, рывшими копытами землю. Рядом стоял извозчик, разговаривавший с конюшенным, но, стоило Гуро спуститься по лестнице, они поклонились и замолчали. Он дал им пару указаний и, открыв дверь, сел в карету.
— Доброго утра, Фёдор Иванович, —кивнул Гуро, пожимая руку сидящему напротив коллеге и прислоняя трость к стене экипажа.
— И вам, Яков Петрович, — кивнул в ответ мужчина, поднимая другой рукой папку с какими-то листами и документами. — Материалы дела из канцелярии передали, извольте ознакомиться.
Поездка прошла в разговорах, вариантах развития расследования и составлении плана насчёт обхода подозреваемых и прочего.
К хутору, что был в горах на юге Империи, они подъехали через несколько дней, в поздних сумерках, но, как и было обещано, их встретили староста и одна из пострадавших.
Среди покосившихся деревянных домиков больше всего выделялось жилище первого. Это был мужчина кавказской внешности, с чёрными закрученными усами, разодетый в алую одежду да с кинжалом на поясе.
Он постоянно спрашивал что-то у следователей, и то один, то другой отвечали.
Потерпевшая шла рядом, но всю дорогу молчала. Ею была женщина с длинной косой и румяными щеками, облаченная в цветастое платье и с руками настоящей трудяги. Она внушала добро и сострадание.
Двухэтажный дом с несколькими пристройками вырос перед ними. В окнах виднелись шторы, а вокруг был разбит небольшой сад.
— Дорого, однако, выглядит, — тихо проговорил Фёдор, наклоняясь в сторону коллеги.
— В Петербурге все дома такие, вспомни. А тут... Куда лучше деревянные домики, отдохнуть хотя бы от столичного изящества можно. Или ты от него не устал?
— Не знаю даже, мне как-то все равно.
— Точно, ты же у нас влюблённый поэт, —холодно усмехнулся Гуро. — Без своей Агафьи тебе все р`авно, "Хоть в ссылку отправляйте, но с любимою моей не разлучайте", — процитировал он строчки из произведения самого Фёдора.
Тот лишь усмехнулся, неопределенно кивнул и замолчал.
Особняк встретил их роскошью, разительно отличавшейся от петербуржского стиля. Тут все было по-кавказски и со вкусом, и это уже радовало.
— Мы вас слушаем, — спокойно сказал Яков, садясь в кресло в гостиной. Фёдор занял кресло рядом, а хозяин и пострадавшая — места напротив.
***
Минуло две недели. За это время работа над делом успевала чередоваться с отдыхом от городской жизни. Тут, в горах, среди простых людей, дышалось как-то легче.
Столичные гости вставали рано, и в дом, который им предоставили на период пребывания в горах, возвращались поздно.
Дело сдвинулось с мёртвой точки, и, когда казалось, что разгадка на следующем шаге, открывались новые моменты и ходы.
— Путает нас, Шельма проклятая... — в очередной раз рычал Фёдор, когда они отходили от нового дома, где несколько минут назад оплакивали хозяев.
— Кого ещё Шельмой называть, —холодно усмехнулся Гуро. — Странно все это, не нравится мне.
— Да уж согласен. Авось за пару месяцев управимся. Да и я уже сомневаюсь в этом.
Они остановились у одного из "природных окон". Хутор стоял между гор, и неподалеку располагалось место, где скалы расходились, открывая вид на красивый край, где до горизонта простирались леса и реки.
— Красиво все-таки, — заметил Гуро, остановившись и оперевшись на трость.
***
За следующую неделю вновь мало что изменилось.
Раннее туманное утро ознаменовалось слякотью ночного дождя и двумя письмами, которые были первым посланием из столицы за минувшие дни.
— Что это? — спросил Яков Петрович, остановившись рядом с коллегой, который только закончил беседовать с кем-то из жителей.
— Письма. Эти вам, — ответил тот, протягивая два конверта.
Гуро приподнял бровь, но промолчал. Он взял письма в руки, осмотрел конверты. Первый, с подписью достопочтенного друга их семьи и по совместительству врача, привлёк его внимание, поэтому он раскрыл его. Внутри лежал листок, согнутый пополам. На нем косым почерком, который на удивление был понятен, был написан небольшой текст.
"Здравствуйте, уважаемый Яков Петрович,
Беспокоит вас Дмитрий Львович.
Недавеча как пару дней назад Ольга Николаевна послала за мной, ей нездоровилось.
Вы уехали несколько недель назад и, скорее всего, не знаете ситуации, хотя, возможно, я ошибаюсь и сама Ольга Николаевна уже написала вам. Но я считаю своим долгом сообщить об этом.
Никаких отклонений в здоровье вашей жены я не выявил, но она находится в положении на раннем сроке, около двух месяцев.
Я буду приглядывать за ней до вашего возвращения.
До встречи, Яков Петрович"
Гуро поднял глаза, но взгляд его ни на чем не останавливался, будто бы вокруг была пустота. Удивление вскоре пересилила радость, и он даже слабо усмехнулся.
— Что это с тобой? — поинтересовался Фёдор.
— Новости хорошие, — отмахнулся Гуро, начав распаковывать второй конверт.
Это было письмо от жены, и он позволил себе улыбнуться тому, как удачно сначала открыл конверт от доктора, и только потом взял письмо из дома.
"Здравствуйте, любовь моя. Я волнуюсь о вас, но надеюсь, что вы находитесь в добром здравии. Как обстоят дела с расследованием? Вас нет всего несколько недель, но для меня время это стало вечностью. В поместье пустынно без вас, и дни мои проходят за разговорами с Пелагеей, она прекрасная собеседница.
Недавно заезжала Княгиня Долли, мы обсудили с ней последнии новости, и она очень хотела бы видеть нас с вами на её ежегодном балу. Он состоится через полмесяца.
Для вас есть ещё одна новость, но я не смогу описать её в письме. Я жду вас, Яков Петрович.
Ваша преданная Ольга"
Он спрятал письма во внутренний карман пальто, и не хватило бы слов описать его эмоции — простые выражения, такие, как "радость" или "удивление", не обозначили бы и малой части того, что он испытывал.
***
Дело закрыли на следующей неделе, и оказалось, что в горном предместье действительно творилась какая-то чертовщина, но следователи, которые предпочти быть более адекватными, списали все на другие факторы и завершили работу. Оба хотели вернуться обратно, в Петербург, и им обоим было к кому возвращаться.
Поэтому они быстро распрощались с жителями, которые бесконечно были им благодарны.
Выехать решили ранним вечером, чтобы раньше назначенного быть в столице, да и, признаться, в дороге можно было выспаться и воспринимать грядущую суету на свежую голову, тем более им предстояло представлять пред канцелярией отчет, и именно об этом мужчины проговорили до поздней ночи.
Петербург встретил их экипаж сильным туманом и холодным воздухом. Оба следователя уже не спали и разговаривали, изредка смотря в окошки.
— Увидимся сегодня на обсуждении дела, — кивнул Федор Иванович, выходя на улицу и пожимая коллеге руку. Тот в ответ неопределенно кивнул.
Через четверть часа экипаж наконец-то остановился на дворе его особняка, и, отдав пару приказов слугам, которые радостно встретили его, Гуро отправился домой.
В прихожей он скинул плащ, оставил трость и двинулся по коридору к гостиной.
— Яков Петрович! — его окликнул женский голос, и он обернулся к лестнице.
Там стояла она, его Оленька, одетая в кремовое платье с высоким воротником, пышной юбкой и длинными рукавами, волосы ее были собраны в пучок, и, смотря на эту женщину, Яков не узнавал в ней мечтательную девочку, которая блистала на сцене еще недавно. О нет, теперь перед ним была благородная женщина, прима, но не сцены, а дворянского общества. Неужели так она изменилась за тот месяц, что его не было?
— Ольга Николаевна, — он быстрым шагом направился к ней. Она спустилась с лестницы и сразу же попала в его объятия.
Он поднял ее за талию и пару раз покружил в воздухе, затем вновь поставил на пол и обнял.
— Яков Петрович, я... — начала было девушка, однако...
— Я все знаю, Оленька. Я уже обо всем знаю, — он не дал ей договорить. — И, угадывая твой следующий вопрос, сразу отвечу, что лично я не считаю, что это помешает твоим планам.
— Через неделю бал у Долли... — слабо улыбнулась девушка.
— И мы на него идем. Пора и вам, дорогая моя, выходить в свет.
@темы: Олег Меньшиков, Яков Петрович Гуро, Гуро-Меньшиков, Яков Гуро, Гоголь: темный город